Вячеслав Львович Улановский – композитор и аранжировщик. Родился в Москве 18 ноября 1951 года. 1978–1983 учился в Московской Государственной Консерватории им. П. И. Чайковского на кафедре композиции у проф. Т. Н. Хренникова. С 1985 – член Союза Композиторов России. С 1993 – живёт и работает в Германии. С 1996 – член Союза композиторов Германии.
Творчество композитора охватывает симфоническую, камерную, хоровую музыку, песни, музыку для театра и кино. Особое внимание автор уделяет музыкальному театру (мюзикл, опера, балет).
Вячеслав Улановский не только композитор, но и талантливый интерпретатор музыки других авторов, что он доказал своей обработкой известного сочинения Бетховена «ЯРОСТЬ ПО ПОВОДУ УТЕРЯННОГО ГРОША», переложив её для ударных и оркестра.
После концерта «Ансамбля Солистов Европы» в Дортмунде пресса назвала это сочинение „гениально-сумасшедшей оркестровой обработкой“.
Музыку и обработки Улановского исполняли в последнее время в Германии симфонические оркестры Баварского радио, Ново-Вестфальской филармонии, филармоний городов Йена и Баден-Баден, которыми дирижировали Сэр Колин Дэвис, Доктор Йоханнес Вильднер, Андрей Борейко и Вернер Штифель.
Мюзикл «ЗОЛОТОЙ ЦЫПЛЁНОК», созданный совместно с поэтом Владимиром Орловым, был поставлен во многих театрах России, среди которых Московский и Свердловский театры оперетты. Со дня премьеры в 1987 году миллионы зрителей смогли увидеть этот спектакль.
Балет «БЕЛОСНЕЖКА И РУССКИЙ ПРИНЦ» – (2002 год) – был с большим успехом поставлен под управлением композитора на Втором Европейском Фестивале Сказок в г. Тампере (Финляндия).
Из камерной музыки Вячеслава Улановского следует назвать «СТРУННЫЙ КВАРТЕТ» и композицию «ВОСПОМИНАНИЯ…» для виолончели-соло, посвящённую жертвам холокоста. Оба сочинения многократно исполнялись последнее время в Германии. Они интересны в музыкальном отношении и сложны технически, что требует высокого исполнительского мастерства.
В последнее время появились новые сочинения: «РАЗМЫШЛЕНИЯ…» для скрипки и виолончели, «ОНА И ОН» – танго для скрипки, виолончели и фортепиано, «У Стены Плача» – для гобоя или скрипки с фортепиано, а также „PASSION NIGHT“ – танго для двух скрипок.

— Вы являетесь первым музыкантом в своей семье или у вас были предшественники?
— Я – первый из профессиональных музыкантов.
— А чем занимались ваши родители, если не секрет? Из какой вы семьи?
— Папа был инженером, мама — учительницей, — интеллигентная еврейская семья.
— Интерес к музыке у вас появился с детства? Обычно в еврейских семьях, если мы уже говорим, принято отдавать детей в музыкальную школу, это считалось нормой.
— Меня отдали заниматься музыкой в 7 лет. Места в школе мне не хватило и мне наняли учительницу, которая приходила к нам домой и учила меня играть на фортепиано. А через 2 года, когда мне было уже 9 лет, появилось место в классе игры на баяне. Я успешно сдал вступительные экзамены и через 5 лет закончил музыкальную школу по классу баяна. Уже позже, в той же школе был кларнет. А ещё позже я уже самостоятельно освоил саксофон. В итоге в моём багаже много инструментов, которыми я в целом более-менее владею. Любимый из них — саксофон.
— Когда возникла идея посвятить свою жизнь музыке, стать профессиональным музыкантом?
— Это был выбор в 16 лет. Я снимал фильмы для поступления в киноинститут – во ВГИК, собирался стать оператором. У меня было несколько любительских фильмов, потому что тогда было модно заниматься фотографией и кино. У нас в школе существовал кинокружок. Я снял несколько фильмов, отправил их, и они были приняты приёмной комиссией ВГИКа. Но тяга к музыке перевесила. В это время я уже закончил школу по баяну и кларнету и мне очень хотелось играть на саксофоне. Как вы знаете, в те времена игре на саксофоне в музыкальных училищах и консерваториях не обучали, пока (уже позже) не появилась преподавательница Шапошникова, которая начала преподавать в институте им. Гнесиных классический саксофон. Без музыкального диплома о карьере музыканта в то время даже мечтать было нельзя, и я решил поступать в музыкальное училище на кларнет с тем, чтобы потом работать кларнетистом и саксофонистом. Там я начал свою профессиональную учебу у профессора Прессмана.
— А когда у вас появился интерес к сочинению музыки?
Это пришло позже. Сначала я стал аранжировщиком, а уже после музыкального училища и службы в армии я работал в оркестрах и ансамблях. Я начал делать профессиональные аранжировки, а затем стал музыкальным руководителем. Если вам это что-то говорит — ансамбль «Лейся, песня»?.
-Конечно, это мне знакомо.
-Я работал там саксофонистом. А позже, под руководством Михаила Плоткина, я работал в ансамбле «Надежда», был музыкальным руководителем.
— Вы упомянули, что занимались аранжировкой. Это значит, что вы были самоучкой, не зная специальных приёмов?
— Да, именно так. Когда я закончил музыкальное училище, я начал работать в ансамблях и оркестрах. В принципе, я продолжал работать в оркестрах музыкантом и начал немного писать аранжировки. Я начал с маленьких партитур для ансамбля, потом всё больше и больше. В итоге поступил в консерваторию, для чего сочинил несколько произведений, нужных для поступления.
— Вы помните Юрия Саульского?
— Конечно, помню.
— Он был старше меня, но мы поддерживали товарищеские отношения. Он как-то мне сказал: «Почему ты не пишешь музыку? Не хочешь ли ты перенять оркестр Карамышева. Он уходит, подумай. Я тебя порекомендую… Он первый сказал мне: „Аранжировки – это всё хорошо, но ты можешь больше. Посмотри, может быть, поступишь в Союз композиторов“. А союз композиторов в то время был трамплином для дальнейшей карьеры. Ты не мог называться композитором, если не был членом Союза. В общем, когда я закончил музыкальное училище, я начал работать в ансамблях и оркестрах и параллельно начал немного писать аранжировки. В принципе, я начал писать аранжировки, будучи ещё студентом.
— А как вы пришли к этому?
— Ну, вы знаете, нужно было на что-то жить. Я работал в оркестрах, например, в оркестре Гроховского. Александр Гроховский был известным музыкантом, и у него был такой «шведский состав» —три саксофона, трубa, тромбон и ритм-группа. Кстати, его сын, Валера Гроховский, стал позже известным джазменом. В этом оркестре я работал и для него же делал аранжировки.
— Можно немного подробнее о вашем обучении? Вы учились у самого Тихона Хренникова — это великий композитор!
-Да, Тихон Николаевич Хренников был не только композитором, но и председателем Союза композиторов. Он писал замечательную музыку для кино и театра. Это был действительно хороший человек, и я очень рад, что попал к нему на учёбу. Всё получилось довольно интересно. После работы в оркестрах и ансамблях, когда я решил поступить в консерваторию, мне сказали, что у Хренникова есть два ассистента: Татьяна Чудова и Александр Чайковский. Я обратился к ним, и так всё началось.
Пока я учился в консерватории, мне нужно было зарабатывать на жизнь, и я ещё не был членом Союза композиторов. У меня появилась возможность сочинять музыку для цирка. Тогда существовала такая организация – Союзгосцирк. Она закончила своё существование скандалом, развалом и уголовными делами. Директором этой организации был муж дочери Брежнева — Евгений Милаев.
Процесс выглядел следующим образом: мне звонили из музыкальной редакции Союзгосцирка и предлагали поехать в командировку, например в Киев, где готовили цирковой номер, для которого нужно было написать музыку. Я приезжал, останавливался в гостинице, приходил в цирк, общался с артистами, они высказывали пожелания по музыке. Тогда в цирках были биг-бэнды (оркестры), сейчас этого уже нет. Потом я возвращался домой, сочинял музыку, аранжировал её для оркестра и уже с нотами приезжал в тот город, где в это время работал этот номер. Там я проводил репетицию с оркестром, подгонял характер музыки, темпы и тому подобное, чтобы артисты могли познакомиться с музыкой и принять её или попросить о каких-то изменениях. Процесс очень похож на написание музыки в кино.
К концу своего обучения в консерватории я уже задумался о написании музыки для театра, и мне попалось очень хорошее либретто Владимира Орлова. Это была детская музыкальная сказка под названием «Золотой цыплёнок».
В конечном итоге получился мюзикл, который был поставлен в разных театрах по всему Советскому Союзу и в республиках — в Киеве, Ташкенте, Одессе, Свердловске (ныне Екатеринбург), в Москве и других городах. Он шёл не только в оперных театрах и в театрах оперетты, но и в драматических театральных коллективах. Когда мюзикл принимал Художественный совет, мне часто в шутку говорили, что это, в общем-то, семейный мюзикл для воскресных пап (так называли разведённых пап, которые видели детей раз в неделю). Этот мюзикл до сих пор ставят в разных городах России.
— Чем отличается Союз композиторов Германии от Союза композиторов в России?
— Союз композиторов в Германии не определяет твою судьбу. Это общественная организация, которая создана для защиты интересов своих членов, то есть, она не выполняет роль некой власти, как, например, в России. Это, скорее, профсоюз, профессиональная ассоциация. Если, например, кто-то недоволен действиями Министерства культуры, представители союза могут написать письмо или петицию, наладить связи с радио. Однако эта организация мало влияет на карьеру или связи композитора. Наверное, если ты входишь в центральные органы, ситуация может быть иной, но я всегда был достаточно пассивен в этом плане.
Помог мне вступить в этот союз Ганс Сикорский – очень известный издатель. Он был известен в композиторских кругах России, и его издательство выпускало произведения таких композиторов, как Прокофьев, Шостакович, Губайдулина, Денисов и многих других, кто мог пробиться и быть изданным. Я тоже отправил свои сочинения туда, и несколько из них были изданы. В частности, балет „Белоснежка и русский принц“ и несколько камерных сочинений, а также авторская обработка Бетховенской пьесы «Ярость по поводу утерянного гроша». Эта композиция очень известна, и многие композиторы пытались писать на неё свои обработки. Я тоже сделал свою версию, но она является авторским сочинением, поскольку я добавил свою идею — я придумал шоу, в котором главная роль отведена солисту на ударных инструментах, исполняющему роль самого Бетховена, который и потерял этот проклятый грош.
— Насколько я знаю, вы преподаёте, и не только детям, но и взрослым.
— Да, у меня есть ученики от 7 до 90 лет. Мне проще найти учеников, потому что я преподаю пять дисциплин. Некоторые из них более востребованы, другие — менее. Я преподаю кларнет, саксофон, теорию музыки, импровизацию и композицию. Теория музыки — это очень востребованная дисциплина, а вот композиция — в основном для тех, кто действительно талантлив. Как у нас говорят: „композиции нельзя научить, композиции можно научиться“. Также я преподаю саксофон и кларнет — это более востребованные специальности.
Что касается теории музыки, то в Германии музыкальные школы отличаются от тех, что были в Советском Союзе. В России все было чётко расписано: 7 лет музыкальной школы, затем 4 года в музыкальном училище, и это был подготовительный этап для поступления в консерваторию. Без училища было невозможно продолжить обучение. Вместо училищ были «десятилетки» и «одиннадцатилетки» (музыкальное образовательное учреждение в СССР и некоторых постсоветских странах, с десяти- (ранее) или одиннадцати- (ныне в России) летним сроком обучения, готовящее одарённых детей к поступлению в консерваторию и дающее им музыкальное и среднее образование. Прим. автора). Например, в Москве и в Новосибирске, где был один из лучших музыкальных институтов, учились известные скрипачи. В Германии всё устроено по-другому. Здесь музыкальные школы ориентированы на тех, кто занимается музыкой для себя, и набор проходит без экзаменов, если есть место. Здесь никто не заставляет учиться, и в случае, если ты кому-то что-то говоришь серьёзно, это может вызвать недовольство и даже слёзы, поэтому, когда ко мне приходят ученики, я сразу спрашиваю: «Вы хотите учиться для себя, хотите будущего профессионального обучения или просто для того, чтобы немного заниматься, но без особого давления?» Если говорят, что хотят, чтобы ребёнок стал профессионалом, я предупреждаю: „Это будет тяжело и требования к обучению будут серьёзные“. Вот таким ученикам и нужна теоретическая подготовка к вступительным экзаменам в высшую музыкальную школу (Musikhochschule). Если же просто учёба – ради удовольствия, то я подхожу более спокойно: выучил – молодец, не выучил – ну поучи ещё. А многие выбирают так называемую „серединку“: чтобы давление было не очень сильное, но прогресс всё-таки был. В Германии принято учеников хвалить, несмотря на то, заслуживают они этого или нет. Я это не очень люблю и зря не хвалю. Зато мои ученики знают это и говорят: „Если господин Улановский похвалил, значит за дело!“.
Беседовал Евгений Кудряц
«Немецко-русский Курьер», март-апрель 2025 года
