Будь то классика или поп-музыка, виртуозная игра на фортепиано или захватывающая дух рок-музыка – эту женщину нельзя классифицировать, она скорее сочетает, казалось бы, несовместимые вещи, чтобы создавать душевную поп-музыку на самом высоком уровне. Елена Нузман – разносторонний талант: как опытная пианистка она чувствовала себя, как дома в концертных залах Европы, как поп-певица вдохновляет слушателей всего мира голосом в четыре октавы и несравненным тембром. В своем новом альбоме «Грёзы любви» («Liebestraum») она теперь сочетает в себе лучшее из мира классической и развлекательной музыки. Многие из ее собственных композиций вдохновлены популярными произведениями романтической классической музыки. Каждая песня сразу захватывает слушателя виртуозным фортепианным вступлением и перерастает в эмоционально насыщенное поп-музыкальное произведение с незабываемыми, красивыми мелодиями.
Сегодня Елена – гостья нашего журнала.
— Елена, я узнал, что вы – из музыкальной семьи. Расскажите, пожалуйста, о своих родителях. Я знаю, что отец, к сожалению, очень рано умер.
— Я всегда с удовольствием рассказываю о своей семье, так как мои родители, до сих пор являются для меня примером – как папа, так и мама. Мама, конечно, большей степени, потому что она была моим преподавателем – как официальным, так и неофициальным, и в школе, и дома. Что касается игры на фортепьяно, то этому я научилась у неё.
Папа мой был очень разносторонней личностью: он успешно объединял так много видов деятельности, что до сих пор мне иногда удается открыть что-то новое из его творчества, потому что он был скрипачом, певцом, это знают все. Он также был актёром, но немногим известно, что он также писал стихи. Мама, слава богу, жива-здорова и живет тоже в Германии, в Дюссельдорфе.
— Вы родились в Молдавии, в Кишинёве. А в каком возрасте вы переехали в Германию? Как это произошло вообще?
— Я переехала уже, будучи взрослым человеком, я уже училась сначала в Молдавской консерватории, потом в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе на факультете фортепиано, а только потом переехала сначала в Кёльн, потом в Дюссельдорф и окончила музыкальный университет имени Роберта Шумана (Robert Schumann Hochschule Düsseldorf).
— У вас были проблемы с языком?
— Я не могу сказать, что с языком были проблемы, потому как я с детства занималась иностранными языками. Я учила французский, английский. Немецким, правда, занималась меньше, но когда уже переехала в Германию, то, конечно, уже серьезно занялась. С языком было меньше всего проблем.
— А с чем были тогда проблемы?
— Гораздо большие проблемы начались после того, что я уже жила в Америке, там начала петь и поняла, что это будет моей следующей профессией. В Германии было очень сложно приспосабливаться к тому направлению, которое здесь популярно и вообще ко всем музыкальным пристрастиям.
— Чем американская музыка отличается от европейской, я имею ввиду поп-музыку?
— Это трудно сказать, но возродилась она, наверное, в Англии, ну и, соответственно, перенеслась вовремя в Америку, поэтому всё хорошее, что происходило происходит в области поп-музыки, связано с Америкой, тут ничего не скажешь, – это – как законодательство.
— Расскажите, Елена, а как развивалась ваша карьера? Наверное, всё-таки трудно иностранцу завоевать немецкий рынок, что вам удалось сделать за это время?
— Я думаю, что в Германии как таковой проблемы «иностранца», особенно в области искусства, не существует, и я с ней никогда не сталкивалась. Поэтому может быть кто-то другой. Здесь – совсем другая специфика. Дело в том, что мне тоже пришлось очень многое пересмотреть в своем творчестве для того, чтобы оно стало интересно здесь, в Германии. Я всегда стремилась к каким-то мировым идеалам. Все, кто хотели петь поп-музыку, слушали Уитни Хьюстон, Селин Дион, Марайю Кэрри и т. д. Когда я уже начала работать в Германии, первый альбом у меня вышел на английском языке. Ну и успех был, конечно, тоже немалый, но я заметила, что когда я выступаю в Англии, то ко мне гораздо больше людей подходит на улицах и говорят о том, что им нравится то, что я делаю, а в Германии это было крайне редко. И вот я стала задаваться вопросом, почему. Потом мне один умный человек сказал, ты знаешь, это очень просто, потому что ты поешь на английском языке. Мне это стало ясно, и уже с 2010 года, я, в основном, пою на немецком языке, если выступаю в Германии. Но если ты поёшь на другом языке, ты, конечно, не можешь рассчитывать на такую народную любовь, как если ты поёшь на языке той страны, где ты выступаешь.
— Как дальше развивалась ваша карьера?
— Немецкий шлягер в том варианте, в котором он был до Хелены Фишер, в музыкальном отношении меня не очень привлекал, поэтому мне пришлось создать своё направление – смесь классики с немецкой поп-музыкой. Я это до сих пор не считаю шлягером, потому что те песни, которые у меня похожи на шлягер, это все равно больше поп. И, конечно, тот симбиоз классической музыки передаёт им некую тайну. Я стараюсь придерживаться того, что классическая музыка тоже могла бы быть гораздо популярнее, чем она есть, поэтому я стараюсь использовать в своём творчестве популярные мелодии, которые понятны массам.
— Это вы имеете в виду «Грёзы любви» Листа?
—Да, потому что «Грёзы любви» мне всегда казались поп-музыкой, и было странно, что это музыкальное произведение не очень известно.Когда я применила его в своей песне, то оказалось, что действительно «Грёзы любви» массывоспринимают очень хорошо.
— На начальном этапе у вас был какой-то продюсер, какой-то менеджер, который вас, так сказать, раскручивал, или вы сами всем занимались административными делами?
— Конечно, я обращалась к разным продюсерам, конечно, я работала с огромным количеством менеджеров в Германии. К сожалению или к счастью, я даже сейчас не знаю, мне самой до сих пор приходится всё делать. Если я выпускаю альбом, значит, это – моя продюсерская работа.
Так же точно и с менеджментом, и с промоушеном мне приходится очень многими вещами заниматься самой. Это очень сложно, но, с другой стороны, ты лучше в этом разбираешься, потому что очень многие артисты, если у них там происходит смена менеджмента или продюсера, то они вообще теряются в этом мире и не знают, как им дальше продолжать творческую деятельность.
— Ну вот вы уже упомянули, что кроме Германии выступали, например, в Великобритании и в других странах. Расскажите о своей заграничной деятельности.
— Я с удовольствием об этом всегда рассказываю, особенно сейчас уже после этих долгих лет локдауна, но я действительно с радостью выступаю как в Америке, так и в Англии и в других странах, например, во Франции, а не так давно меня прошло небольшое турне я в Швейцарии,. Я с огромным удовольствием выступаю по всему миру. Ну, я бы сказала, что публика в разных странах, совершенно разная.
И вот, когда улавливаешь реакцию публики в разных странах, понимаешь, чего, например, в твоём творчестве, может быть, немного не хватает, или что действительно тебе хорошо удалось. Если ты выступаешь в трех-пяти разных странах и видишь, что принимают одинаково хорошо, то понимаешь, что у тебя удачный проект. Кроме того, ты замечаешь, что в какой-то стране твоё творчество воспринимается лучше, а в какой-то – хуже. Значит, нужно работать более универсально!
— А вы сами пишете произведения или обращаетесь к другим авторам?
— Я с удовольствием обращаюсь к другим композиторам, и только тогда, когда я вижу, что ничего интересного мне не поступает, я сажусь и пишу сама. Поскольку я училась классической музыке, я вообще считаю, что композиторство — это такое дело, которое уже в XIX веке себя практически уже изжило, потому что уже чего-то более гениального, чем музыка, которая была написана до середины XX века, ничего уже придумать невозможно. В поп-музыке это, конечно, тоже своеобразно, потому что каждый пытается что-то немножко позаимствовать у другого. Но я решила, что если я уже у кого-то что-то позаимствую, то лучше у классика!
— Вы совсем уже забросили деятельность пианистки я имею в виду чисто в классическом таком ключе?
— Вы знаете, был период, когда я её совсем забросила, просто не было на это времени, потому что даже для того, что мне приходилось играть на своих выступлениях с поп-музыкой, мне приходилось тоже много заниматься за роялем.
А сейчас я работаю над альбомом, который будет соединять классику и рок, и у меня там будет гораздо больше фортепианных номеров, даже чем вокальных, и теперь придется, конечно, заниматься почти, как раньше. Совсем забросить фортепиано не получается.
— Вы в нашем разговоре упомянули имя Хелены Фишер, поэтому напрашивается такой вопрос: вы рассматриваете как свою конкурентку?
— Я бы сказала, что если бы не было Хелены Фишер, то вопрос о том, что петь на немецком языке, у меня бы, например, никогда бы не возник. Я не могу сказать, что это – моя любимая певица, но то, что она подняла немецкий шлягер на такой уровень, на котором уже приятно работать, это – факт!
— Но вы с ней как-то пересекаетесь?
— Когда мы виделись на каких-то передачах, но, в общем-то, не знакомы, я даже, честно говоря, не знаю, говорит ли она ещё по-русски, либо нет. Если говорить о немецкой музыке и шлягере, то с неё начался период, когда это опять стало интересно.
Беседовал Евгений Кудряц
«Немецко-русский журнал», ноябрь -декабрь 2023 года
Сайт журналиста из ФРГ Евгения Кудряца 