Лука Затравкин родился 31 октября 1990 года в столице России. Он — плод любви художника Никаса Сафронова и доцента Московского педагогического госуниверситета, преподавательницы игры на фортепиано Инны Затравкиной.
Первые уроки музыки Луке давала мать. По словам пианиста, в пятилетнем возрасте за инструментом он проводил по 6 часов в день. В 6 лет Затравкин уже участвовал в международном состязании музыкантов Classica Nova.
Вундеркинда называли новым Рахманиновым и предлагали ему 200$ за час преподавания. Во время концертного турне по Украине, которое Затравкин предпринял в 15-летнем возрасте, он исполнил Первый концерт Петра Чайковского, являющийся одним из сложных произведений пианистического репертуара. Современное искусство для Луки – это ярко, красивое шоу, где есть эффект, чувства, энергетика. Видимо, в этом и состоит секрет того, что его концерты проходят с аншлагом. Он не любит чётко выстроенной программы, ему нравится уже по ходу концерта принимать решение, что играть дальше. Он создал уникальный музыкальный проект в классической музыке и проводит оригинальные зрелищные вечера классической музыки. Сегодня Лука Затравкин – гость нашего журнала.
— Лука, ты с детства хотел заниматься каким-то творчеством?
— Тут сложно сказать: как это ребёнок может хотеть заниматься творчеством? Ребёнок может хотеть играть на музыкальном инструменте, ему может нравиться музыка, и он органично, как дети с детства учащие несколько языков, если живут за рубежом, это воспринимает. Я рос среди музыки: мама была пианисткой, но при этом – кандидатом наук и преподавала в университете. К ней приходили домой студенты, которые играли на фортепиано. Я сидел в детском манеже, слушал их и в уже полгода напевал «Концерт Чайковского». Я просто слышал музыку, и для меня как ребёнка было абсолютно нормальным то, что человек садится за огромный чёрный «предмет», где есть какие-то клавиши, и оттуда появляется музыка. Это – тоже самое, если человек садится за стол, берёт, вилку и нож, начинает резать еду, а затем её есть.
— Но дети – очень непоседливые существа, и обычно ребёнок сначала чем-то занимается, затем ему становится скучно, поэтому он хочет заняться чем-то другим. Игра на фортепиано требует внимания и усидчивости. Как у тебя было с этим?
— Я могу сказать, что, наоборот, я всё время рвался к роялю, хотя мне было только три года. Что касается усидчивости, то она требуется, если есть некое противодействие со стороны учителя, а когда ребёнок сам тянется к музыке, то происходит обратное. Я же всё время пытался начать играть на рояле, несмотря на совсем юный возраст. Каким-то детям хотелось пораньше научиться водить машину, когда мальчики в 6-7 лет об этом мечтали, а мне хотелось играть на пианино. Это был замечательный старинный немецкий инструмент с канделябрами, там были бронзовые подсвечники, слоновая кость и т.д.
— Я так понял, что ты, как говорится, «подавал надежды» почти с самого начала, а уже в шесть лет участвовал в Международном конкурсе.
— Я бы не сказал, что «подавал надежды», так как больше всего хотел играть, но мама была всегда против этого. Это – вполне нормально для людей, живших в СССР в период перестройки и в начале 90-хх годов. Дело в том, что учитель музыки в вузе получал зарплату в 30 долларов в месяц. Это была – не просто нищенская зарплата. Мой знакомый доцент по информатике, который сейчас уже стал профессором, в 1991-м году пошёл устраиваться в магазин грузчиком, потому что у него была зарплата – 50 долларов, и он как мужчина не мог кормить семью. В магазине, куда он устроился, через 2 месяца узнали, что у него – высшее образование, поэтому выгнали, потому что была разнарядка – не брать людей с учёными степенями. Моему знакомому пришлось устроиться в другой магазин по чужим документам, чтобы работать грузчиком.
— А кем тебя мама видела в будущем, если – не музыкантом?
— Она хотела, чтоб я стал, кем угодно, но не музыкантом, чтоб у меня была «мужская профессия», например, юрист или экономист, либо журналист. Мама знала, что, работая музыкантом, невозможно прокормить семью, музыкантов – как «собак нерезаных», и в тот момент практически все из них находились за чертой бедности.
— Но мы отошли от Международного конкурса. Расскажи, пожалуйста, о нём.
— В какой-то момент, когда мама поняла, что я буду пианистом, она сама решила со мной заниматься. Мне к тому времени было пять с половиной лет, и это был вполне достаточный возраст для игры на фортепиано. Сегодня в Китае дети начинают заниматься с трёх лет скрипкой и другими музыкальными инструментами. В России это тоже сейчас так происходит. Я сидел по 5-6 часов в день я проводил за инструментом, и, конечно, с таким рвением я буквально через полгода добился успехов и был профессионально готов ехать на большой Международный конкурс в Ганновере, где я занял одно из призовых мест. Когда я вернулся в Москву, то тут в моей жизни появился отец, поэтому мама хотела, чтоб он мной гордился и уделял мне больше внимания. Но он сказал, что получить на конкурсе не первое место это – трата денег впустую, так как за подобные поездки нужно платить – за самолёт, гостиницу и т.д. Моя поездка обошлась в несколько тысяч долларов (отец частично помог материально), а призовой фонд составлял несколько сотен долларов, поэтому отец сказал, что это – глупость, и мне вообще больше не стоит заниматься музыкой. Для меня это стало серьёзным переломным моментом в жизни, когда я понял, что нужно быть лучшим в профессии, либо не быть в ней вообще! В то же время, в Германии на меня свалилось несколько приятных впечатлений. Я познакомился и начал заниматься с о своим первым учителем. Это был Владимир Всеволодович Крайнев – абсолютно великий пианист и преподаватель. Он как раз в тот момент жил в Ганновере и преподавал. Мы с ним занимались в течение месяца, он просил, чтоб я прилетал к нему и дальше, но у мамы не было таких средств. В Москве я занимался в школе имени Мстислава Ростроповича, где преподавала моя мама. Меня туда пригласили учиться и отобрали на отчётный концерт, который проходил в Малом зале Московской консерватории.
— Я читал, что ты был знаком с самим Ростроповичем. Это правда?
— Конечно, у меня даже есть совместная фотография, он меня послушал и сказал мне добрые напутственные слова, причём он говорил со мной очень серьёзно, несмотря на мой юный возраст. Но все музыканты – специфические люди, а если музыкант – большой, то он говорит с ребёнком абсолютно на равных. Ростропович мне сказал: «Не бойся быть музыкантом, бойся быть не профессионалом!». Это – очень важный момент, потому что профессионализм – самая важная составляющая любого музыканта и вообще любого человека.
— В 11 лет ты стал почётным профессором Женевской консерватории. Что произошло потом?
— Получив титул почётного профессора в Швейцарии, я по просьбе матери вернулся в Россию и понял, что именно тут хочу заниматься музыкой. Музыка на конкурсах меня перестала прельщать, поэтому я всё глубже стал погружаться в музыку и пропускать её через себя. Это меня привело к тому, что я на сегодня являюсь достаточно уникальным исполнителем, который имеет свою музыкальную трактовку, и она всегда чем-то оправдана. Для меня всегда смешны нападки людей, которые говорят, что «от моей игры Шопен бы перевернулся в гробу». Но есть и другие люди, которые вообще до этого ни разу не слышали Шопена. Они подходят, благодарят, они заворожены. Я ушёл от классической школы и от «толчения в ступе» неизвестного вещества я ушёл в мир больших чисел – в мир огромных залов и аудиторий. На сегодня я могу похвастаться тем, что могу собрать 5 000 зрителей в России в одном месте, которые слушают мой концерт. Это – множество произведений в Ледовом Дворце в Санкт-Петербурге. Большинство зрителей вообще слушало классическую музыку в первый раз. А в Зенит-Арене того же Санкт-Петербурга на моём выступлении присутствовало почти 26, 5 тысячи зрителей. Несмотря на это, я постоянно нахожусь в творческой депрессии, отчаянии и апатии, я переживаю и рефлексирую, но однажды во мне просыпается внутренняя энергия, когда я «сворачиваю горы» и меняю музыкальный ход истории в современной России. Я исполняю в Ангарске, где по-прежнему страшно ночью выходить на улицу, соль диез минорную прелюдию Рахманинова в зале на 6 000 человек. Эти люди начинают узнавать классическую музыку и приводить детей. Самое важное, что я делаю – это просвещение. Я дарю людям знания о том, что в их жизни может быть классическая музыка. Это – крайне тяжело, особенно в условиях сегодняшнего времени. В России классической музыке очень трудно конкурировать с шоу-бизнесом. Даже Денису Мацуеву не удавалось собирать больше залы. Мы по-дружески друг к другу относимся, но он играет для своей целевой аудитории, а моя целевая аудитория – это все те, кто не является публикой Дениса. Это – вся молодёжь и все люди пожилого возраста, которым я пытаюсь дать радость, поскольку классическая музыка – это прекрасно. Любой человек на нашей земле способен пережить эстетический восторг от классической музыки!
Беседовал Евгений Кудряц
«Немецко-Русский Курьер», апрель-май 2022 года
Сайт журналиста из ФРГ Евгения Кудряца 