Сергей Калантай – украинско- немецкий актёр. Он родился в 1964 году в Киеве в семье инженеров, в 1985 году окончил Киевский театральный институт имени Карпенко-Карого. С 1982 года начал сниматься в кино, и первым был фильм «Ещё до войны (киностудия имени Довженко). В 1992 году вместе с семьей он переехал на постоянное место жительства в Германию. В 2003 году окончил Высшую немецкую актерскую школу DSA (Мюнхен) по специальности «Медиарежиссёр и актёр TV и радио». Калантай работал в театре и снимался в немецких, австрийских, швейцарских телепроектах и кино, преподавал актёрское мастерство в частной Театральной школе «Arhanor Akademie“ в Бургхаузе и служил в театре „Fisch und Plastik“ в Мюнхене. В исторической картине о тюрьме Шпандау в Восточном Берлине, в которой отбывали наказание нацисты, он сыграл начальника советской зоны, а также снялся в популярных немецких телесериалах «Место преступления», «Комиссар Рекс» и других. Калантай гордится тем, что был приглашен в фильм известного швейцарского режиссера, обладателя премии «Оскар» Ксавьера Колера. В его крутом боевике он сыграл русского наемного убийцу. В тоже время на родине его часто предлагают играть немев. Его фильмография пополнилась 14-ю главными ролями и 85-ю большими ролями второго плана в российских, украинских, белорусских в фильмах и телепроектах. Наш корреспондент побеседовал с Сергеем Калантаем о секретах актерской профессии.
— Уважаемый Сергей, с чего началась ваша актёрская карьера в Германии?
— Моё становление как немецкоговорящего артиста произошло случайно, когда руководитель русского общества «МИР» в Мюнхене Таня Лукина сообщила мне, что Эос Шополь (немецкая актриса и режиссёр-новатор иранского происхождения. Прим. автора) ищет актёров для интернационального проекта под названием „Sommergäste“ по пьесе Горького «Дачники». Мы пришли на кастинг и на плохом немецком поговорили с режиссёром, после чего нас – меня и мою бывшую супругу – утвердили. В процессе работы над этим спектаклем мы познакомились со многими актёрами из Турции, Польши, Хорватии и других восточно- и южно-европейских стран. Так мы попали в этот потрясающий проект, который репетировался шесть недель, а на «выходе» мы его играли почти месяц, хотя обычно спектакль играется не больше двух недель, но благодаря номинациям в мюнхенских газетах нам продлили исполнение спектакля. Это был мой первый опыт работы в немецком театре. Мне понравилось, потому что можно было пообщаться с такими же, как и ты, людьми, только хорошо знающими немецкий язык. В остальном, мы одинаково шутили, но мне было интересно понаблюдать, как мои коллеги работают на сценической площадке.
— Чем-то отличается немецкий подход в плане режиссуры от нашей, есть какие-то отличия?
— Этот вопрос мне задают все: чем отличаются наши театральные школы. Наверно, мне – человеку, который уже начал преподавать театральное мастерство в Киеве, знаковым является то, что немецкий актёр – «правильный» в исполнении. У него нет того, что мы называем «качелями», поэтому он не зависит от настроения или от эмоций. Он очень чётко и правильно запрограммирован на работу, и если выходит на сцену, то точно выполняет задачу режиссёра. У нас, в отличие от немецких актёров, присутствует элемент расхлябанности. Например, меня так «повело», я так почувствовал в данный момент и т.д., хотя я иду дальше, но с учётом «точек» (театральный термин, означающий, что актёр в данном эпизоде должен находиться в определённой точке сцены. Прим. автора) и мизансцен. У немецких актёров это отсутствует, у них всё отрепетировано, отстроено до автоматизма, но, в то же время, они правильно «наполнены». Если наш актёр в процессе работы «заполняется» сценой и становится загадочным и таинственно-непредсказуемым, то немецкий актёр – к радости или сожалению – изначально на 100% готов и «наполнен». Как этого добиваться и в себе культивировать? Наверно, техникой, правильным пониманием профессии и желанием быть одним из «шурупов» в общем механизме. Там такого нет, что я – главный и тяну на себе целый воз под названием спектакль, а есть коллективная работа, которая всех нас воодушевляет и окрыляет.
— В Германии вы также повышали квалификацию и учились. Это была стажировка или что-то другое?
— Это произошло, когда я пошёл на биржу труда, где мне не признали мой диплом, потому что тогда из советских дипломов признавались только медицинские. Мне предложили пойти в театральную школу DSA (Deutsche Schauspielerakademie). Для меня это было странно услышать, потому что мне тогда уже было за 30, хотя меня взяли не на начальный курс. Рядом с мной находились молодые люди, которые хотели стать актёрами. Кстати, это – парадокс немецкого общества, который меня поражает, и я негодую по этому поводу: снявшись один раз в кино в 18 лет без специального образования, по окончании этого проекта ты становишься на учёт на бирже труда уже как безработный актёр. Тут принимается во внимание только твоё последнее место работы. Это меня поражало и злило, учитывая весь мой опыт работы, но я находился в студенческой группе среди людей, которые не имели актёрского образования. В моём случае это длилось недолго – около года, потому что мне не нужно было обучаться азам актёрского мастерства – делать этюды, но на моём обучении сказывалось недостаточное знание языка. Один из наших педагогов написал сценарий для фильма Спилберга «Список Шиндлера», другие педагоги работали в Великобритании, во Франции, которые общались с нами по-английски, но среди них были и те, с кем я уже к тому времени работал на театральной площадке. Один из педагогов – израильский актёр Роберт Шпиц, который бóльшую часть времени проводит в Германии – мой партнёр и друг по сцене. Вдруг Роби заходит в аудиторию и говорит, то он – наш новый педагог. Я встаю и говорю (переходит на немецкий язык): «Мне очень жаль, но у меня – проблемы с желудком. Можно я ненадолго выйду? Он мне ответил: «Чтоб я тебя не видел две недели! Вон! Вон!»!».
Через две недели я появился и получил хорошую оценку, но это было очень смешно и забавно!
— У вас в Германии также был и кинематографический опыт. Чем отличается кинопроцесс на Западе и на постсоветском пространстве?
— Я снимался не только в Германии, но и в Австрии, в Швейцарии. Самое главное – это финансирование, если на выпуск телесериального «продукта» в Германии начисляется полмиллиона евро, а у нас, если наберётся, то это будет 100-150 тысяч долларов, хотя коррупция сильна во всех отраслях, так что рассчитывать на полную сумму никогда не приходится. У нас – малый бюджет, поэтому мы берём талантом, но при этом происходит экономия на свете, на каких-то эффектах. Современное кино – это зрелищное искусство, где используются спецэффекты, которые требуют определённых затрат. У нас «мыльные оперы» – это не вчерашний, а позавчерашний день, поэтому современного зрителя этим не удивишь.
Он настолько образован и научен прекрасными «продуктами» от Netflix (американская развлекательная компания, поставщик фильмов и сериалов на основе потокового мультимедиа. Прим. автора) и тому подобного, что обмануть его априори уже нереально. Мы работаем на ментальность, она имеет значение, но по качеству картинки, по заполняемости кадра, безусловно, западный «продукт» выигрывает и намного богаче и интереснее нашего. Ещё не забывайте о таком факторе, как раскрученность звёзд. Это имеет большое значение. Искусство театра и кино зиждется на актёрском мастерстве и на актёрском таланте. У нас, увы, ещё не сформировалась та каста, хотя, положа руку на сердце, есть шикарные актёры, но вы понимаете, что игрока из сельской баварской футбольной команды нельзя ставить в мюнхенскую «Баварию». Он растеряется, но, в то же время, классность тоже должна зиждиться на опыте работы в команде «Бавария»! Тут есть определённый парадокс: с одной стороны, он не может с ними играть в одной команде, но, чтобы набраться опыта, он должен быть с баварскими звёздами. То же самое происходит и в актёрском цехе: у нас мало звёзд, на которых могли бы равняться хорошие актёры. Я в какой-то статье прочитал, что проблема постсоветского кинематографа заключается в отсутствии «молодняка» и касты сорокалетних. Современное кино строится на истории главных героев 35-40-летнего возраста. Это – мужчина, имеющий за плечами какую-то школу жизни, но, в то же время, есть и энергия для поступков, которые он будет совершать дальше. В 90-е годы эта возрастная категория была «выбита» ситуацией, когда многие молодые люди спились, либо просто ушли из профессии. Кино становилось на «глиняные ножки», которые шатались и падали, а только уже со временем стало другим!
Беседовал Евгений Кудряц
«Немецко-русский курьер», ноябрь/декабрь 2020 года
Сайт журналиста из ФРГ Евгения Кудряца 