Наш сегодняшний гость – знаменитый советский и российский художник Никас Сафронов. Действительный член Российской Академии художеств, заслуженный художник РФ, народный художник Республики Дагестан, профессор Ульяновского государственного университета. Наш корреспондент связался с Никасом Сафроновым с помощью одного из современных средств коммуникации – скайпа, где художник рассказал о своей богатой биографии.
— Здравствуйте, Никас! К Вам можно обращаться без отчества?
— Конечно! У художников отчества не бывает.
— Вы родились в Ульяновске, а это – родина Владимира Ильича Ленина. Это – так?
— Я родился в центре Ульяновска в одном их бараков, которые построили военнопленные немцы для рабочих автозавода после окончания Великой отечественной войны. У меня было счастливое детство, а рядом с нами жил немец, женившийся на украинке, у него была дочка Тоня, которая мне очень нравилась. Она была моего возраста – очень красивая девушка – полунемка – полуукраинка – «кровь с молоком». Потом мы переехали в другое место, и я, к сожалению, потерял с Тоней связь, но до сих пор её помню и даже хочу её попробовать разыскать. Конечно это уже – взрослая женщина, но мне помнится, что она – юная, молодая и необыкновенно красивая.
— Ваш отец Степан Григорьевич – из семьи потомственных православных священников. Православие вошло в вашу жизнь с детства? И как оно сочеталось с «ленинскими нормами» жизни?
— Так жила вся страна, но меня в детстве крестили так же, как и моих братьев и сестру. Я помню, что когда я учился во втором классе, то у меня нашли крестик. Меня выставили перед классом и отчитали. Я надевал этот крестик на ночь, а утром и вечером у меня всегда была молитва: вечером – длинная, а утром – короткая. Но мой брат Володя – ярый коммунист, он хотел вступить в компартию, и его даже приглашали на работу в ФСБ (Федеральная служба безопасности. Прим автора), а он отказался, о чём жалеет. Но я ни о чём не жалею!
— Почему Вы поступили и проучились всего лишь один год в Одесском мореходном училище?
— У меня была мечта – стать пиратом, поэтому, как Вы знаете, я уехал в Одессу, но потом понял, что это – не пиратство, а ловля рыбы. Я поехал в Ростов – к тётке, которая по контракту переехала в Сибирь, и решил пожить у неё до того момента, пока я пойду служить в армию. Затем я поступил в художественное училище, так как хорошо рисовал в школе. Это был длинный этап, потом я ушёл служить в армию, не окончив учёбу, а по окончании воинской службы я уехал в Паневежис, откуда родом моя мама.
Там я работал художником в театре у Донатаса Баниониса (знаменитый советский и литовский актёр театра и кино и театральный режиссёр. Прим. автора), затем устроился на льнокомбинате художником. Затем я поехал в Вильнюс и поступил в институт (Государственный художественный институт Литовской ССР. Прим. автора), но затем я взял академический отпуск и уехал в Загорск изучать иконопись, а потом вернулся окончил этот институт.. В то время я увидел сон, как я гуляю по галерее, где висят мои картины, которые в реальности я ещё не написал, а со мной находится какой-то дед, постоянно делающий мне замечания. Он меня поправляет, и с чем-то я соглашаюсь, а с чем-то – спорю. В какой-то момент я оборачиваюсь и вижу, что этого деда нет, поднимаю голову вверх и вижу, что это – Леонардо да Винчи, который улетает. Я ему кричу: «Леонардо, куда ты?». Он молча мне бросает шар, и я его ловлю. Я проснулся и понял, что я состоялся как художник. Затем я себя видел лётчиком, пиратом, поваром, плотником и т.д., но второй Никас сидел за этим штурвалом, небом и морем, и я запоминал фрагменты этих снов, которые потом оказывались полезными в написании картин.
— Кто из русских живописцев является для Вас ориентиром?
— Когда я учился, то он были, конечно, Серов, Коровин и мало известный художник Горбатов. Ещё мне нравился Врубель, Карл Брюллов, Ивáнов. Я даже делал копии из работ, но постепенно я стал отходить от классического стиля и искать новые формы самовыражения. Так у меня появились картины в стиле импрессионистов – работы, которые я потом назвал „Dream Vision“. Ещё я работал в стиле сюрреализма, хотя Сальвадор Дали и не был моим кумиром, но, тем не менее, работая в Италии в 80-хх годах с клиентами и галереями, их больше всего интересовала эта тема. У меня было много фантазии, так что я работал в сюрреализме, а потом – в конце 80-хх – обо мне узнал Влад Листьев, потому что я периодически приезжал в Москву. Ему сказали, что есть такой сюрреалист Никас Сафронов, а тогда уже с Европой были свободные отношения, и уже намечалась выставка Дали. Он снял обо мне сюжет для программы «Взгляд», потом меня пригласили в другие программы. Сначала я занимался сюрреализмом, а затем перешёл в символизм. После этого более востребованной стала портретная живопись, поэтому я стал заниматься портретами, поехал в Европу изучать творчество Веласкеса (испанский художник, крупнейший представитель мадридской школы времён золотого века испанской живописи, придворный живописец короля Филиппа IV. Прим. автора) и Рембрандта и других старых мастеров, осваивая живописную технику. Этот жанр позже мне стал приносить большой доход, потому что появились олигархи, президенты и короли, которые заказывали у меня портреты.
— В отличие от некоторых советских художников Вы никогда не были «придворным художником», как тот же Александр Шилов (советский и российский художник-живописец и график, портретист. Прим автора). Васпытались втянуть в политику?
— Нет, я вообще далёк от этого и – не тот революционер, который протестует против всего. У меня есть своя линия, своя жизнь, я никогда ни от кого не зависел. Когда я учился в институте, то ко мне очень внимательно отнеслась организация под названием КГБ (Комитет государственной безопасности. Прим. автора), и её сотрудники пытались со мной наладить контакт, но я очень боялся, поэтому каждый раз приходящему ко мне человеку я дарил картину, и постепенно от меня отстали. Это вовсе не означает, что я был против власти и системы, но я хотел быть свободным. Я и живопись выбрал из-за этого, что она даёт некую свободу творческого проявления. У меня особый ритм: я ночью работаю, а днём отсыпаюсь, но когда нужно – могу вообще не спать. Этот ритм меня устраивает так же, как и всех художников. При этом у меня есть важные ценности: обязательства со сдачей работ, высочайший профессионализм и духовность. Я не был комсомольцем, но не потому что я был против чего-то, просто это не было моими приоритетами. Я знаю, как мои знакомые становились членами КПСС, но это было их право, хотя потом в эпоху перестройки все пошли и порвали партбилеты. Я нацеленный человек в плане своего выбора, я принадлежу искусству, работаю в нём и развиваюсь. Я когда-то разговаривал с определёнными людьми, и они мне сказали, что смогут мне позволить написать портрет самого Брежнева. Тогда я был против того, но сегодня я об этом жалею. Это – тоже история, и если мне бы повезло встретиться с Брежневым и написать его портрет, то я, наверное, и не жалел. В то время я был на острие «базаровского» (Евгений Базаров – персонаж романа И. С. Тургенева «Отцы и дети». Студент-нигилист из разночинцев, отрицающий практически все принятые в обществе ценности и традиционные порядки. Прим. автора) противовеса и отрицал всё, что заставляет меня работать не на систему, а на некие ключевые клише.
— Вы обратили внимание, что я сижу на фоне Вашей картины, которая называется «ХРАМ ИОАННА ПРЕДТЕЧЕ НА ЯКИМАНКЕ» . Расскажите, пожалуйста, об истории её создания.

— У меня был клиент, который жил напротив данного места. Это район – Якиманка, рядом с метро «Октябрьская» – с правой стороны от центра. Там находится целый церковный комплекс и какие-то старые дома. Клиент попросил написать портрет его жены, и из окна как раз открывался вид этого района. Я делал эскизы, и данная картина – один из эскизов, который потом перешёл в символизм: я сделал ангела и облака, поэтому картина получилась в каком-то другом измерении. Так родилась эта картина.
— Что бы Вы хотели пожелать нашим читателям в это непростое время?
— Я бы хотел всем пожелать ангела-хранителя во всех делах и начинаниях, я всегда говорю: «Храни вас бог», чтоб мы жили в позитиве, дорожили каждой минутой и общением, как с Вами, потому что «роскошь человеческого общения – самое дорогое, что у меня есть», – сказал Экзюпери. Я буду рад, если мы снова увидимся.
Я Вас благодарю и передаю огромный привет Германии, тем более, что мой сын – наполовину немец. Он родился в Западном Берлине, потом переехал в Австралию, но сейчас снова вернулся в Западный Берлин. Ещё там живёт мой близкий друг Юра Гинзбург, его отец Лев Гинзбург перевёл «Вагантов». У меня там – много друзей, и была выставка, я очень хочу продолжить историю общения с этим замечательным народом и страной. В Берлине есть много достойных музеев, где представлены картины голландских мастеров, которые я часто посещаю.
Беседовал Евгений Кудряц
Автор выражает большую благодарность Марине Зотовой за помощь в организации и проведении этой беседы. Полную видеоверсию данного интервью вы сможете посмотреть на YouTube-канале Евгения Кудряца по адресу: https://www.youtube.com/YevgenKudryats69/ в сентябре этого года.
«Немецко-русский Курьер», июль-август 2020-го года

Никас Сафронов: «Я никогда ни от кого не зависел!»: 1 комментарий